Мир без меры

Драматический театр Варшавы (Польша)
Уильям Шекспир
«МЕРА ЗА МЕРУ»
Режиссер – Оскарас Коршуновас (Литва)

Мир в спектакле Оскараса Коршуноваса «Мера за меру» полон тайн, интриг, которые никогда не выплывут наружу. Режиссер записывает в сценический текст разложение не только власти, но общества. Разврат царит над всеми: от герцога до сводни. Спектакль строится на провокациях. Конфликт власти и морали — видимый. Та же как и «мера». Её в спектакле нет.

Все герои в современных костюмах, с телефонами, планшетами. (Худож-ник по костюмам — Анета Сускевич) Они, хотя и говорят текстом Шекспира, но делают это с современными интонациями. Жесты, манеры — всё это из 21 века.

Действие перенесено в зал судебного заседания. (Сценография и видео — Гинтарас Макаревичюс) Пространство даёт возможность выстраивать самые разнообразные мизансцены: вертикальные, горизонтальные, диагональные… Это большая трехуровневая деревянная конструкция с зеленой обивкой на креслах. Оформление — буквальная ирония. Институт судопроизводства — один из самых важных и ответственных институтов в современном мире — в спектакле место, где происходит самое низменное.

Верхний ряд — место судьи — состоит из пяти кресел, причём, центральное кресло слегка выдается, напоминая трон. И, как бы поддерживая ассоциацию, рядом возвышается длинный скипетр. Средний ряд — это трибуна с микрофонами. С неё герои обращаются в зал. И зрители в спектакле выступают в роли свидетелей.

Каждая сцена смонтирована с предыдущей с помощью упругого щелчка, напоминающего звук затвора камеры. Невесомая актерская игра придаёт спектаклю легкость, хотя тот и «сидит» на тексте.

Музыка в спектакле напоминает саундтреки из фильмов ужасов: где-то раздается пронзительный крик то ли птицы, то ли женщины. (Музыкальное оформление — Антанас Ясенка). Воздух разрезает скрежет металла, но вот уже сквозь этот машинный страшный звук пробивается скрипка. Она играет несколько секунд, и её снова вытесняет жесткий, усиленный металлический лязг. Кажется, что музыка должна подчеркнуть гротесковость, утрированность. Всё в спектакле с первых минут говорит: будет про ад, про разложение, много и еще больше.

Происходящее напоминает дьявольский суд. Пространство изрешечено потайными входами/выходами, из которых, словно черти из под земли, появляются герои. Они влезают на стулья, на столы, на перила. Такое телесное взаимодействие с пространством обострено. Когда в полупрозрачном фиолетовом платье выходит беременная Джульетта (Король Сухан), узнаёт приговор Клавдио (Лукаш Уойчик), она буквально падает на ступеньки и с криком сползает по ним вниз головой до самой сцены.

В оформлении присутствует дуальность, подразумевается противопоставление добра и зла, однако оно лишь видимое. С обеих сторон конструкции расположены две лестницы. Каждая ведёт к подсвеченной золотым двери. При этом, над левой висит крест, а над правой нет. Но это видимое противоречие по факту, является режиссерской провокацией. В этом мире нет места ни для чего святого. Сцены в спектакле подсвечены то красным, то синим, то зеленым. (Художник по свету — Юджиний Сабаляускас) Свет идёт снизу, он будто сочится через трещины из-под земли. И на земле всё уже превратилось в ад, осталось только туда провалиться. Иногда на героев спускается столп белого света. Но и это очередная провокация: то, что должно быть святым, таковым не является.

В спектакле передают из рук в руки библию, герои её листают, словно свежий номер вышедшего журнала. Разделение героев на «хороших» и «плохих» — видимое. Когда Винченцио (Славомир Гримковски) произносит последний монолог, начинается настоящая вакханалия, персонажи выстраиваются в массовые сцены-оргии.

Ситуация полнейшего разложения мира усиливается бесконечным развратом. Там, где, кажется, буквально в глаза крестом тыкают от праведности, разврат проявляется не хуже, чем у тех, кто властвует. На самом деле, мера в спектакле — это такая же профанация.

Если с появлением Изабеллы (Мартина Ковалик) начинает казаться, что мир не до конца потерян, что-то еще можно спасти, исправить, то к концу первого акта оказывается, что это очередной перевертыш. Сестра Клавдио изначально противопоставляется остальным женщинам в спектакле. Все в спектакле, кроме Франциски, одеты с вызовом: Джульетта в прозрачном платье, Марианна в белье и портупее, Поскреба в коротком сарафане. Изабелла единственная в платье, которое прикрывает колени, а позже на ней будут черные брюки, удлиненный пиджак и высокие сапоги. Она кажется волевой и сильной, единственной, кто способен противостоять этому обществу.

Однако и с ней не совсем понятно, хотя изначально Изабелла кажется жертвой постоянных грубых домогательств. Но постепенно её поведение будет всё больше и больше вызывать противоречие. Во время первой встречи с Анджело (Пшемыслав Стиппа) она опускается перед ним на колени, плотно обхватывая руками его тело. Во время второй встречи уже Анджело грубо нагибает её, задрав платье. А после встречи в темном саду, куда вместо неё должна прийти Марианна, девушка появляется слишком уж потрепанной.

И последняя сцена является обличающей. Красный заливает сцену. Марианна в нижнем белье и портупее забирается на перила, встает на четвереньки. Напротив неё точно так же встает Изабелла. Она сняла футболку и видно, что грудь её заклеена черными крестами. Девушки смачно целуются, пока Помпей и Пенка снимают их на телефон.

Винченцо окажется не просто таким же, как и общество, которое он решил покинуть. Вернувшись к власти, он, словно сам дьявол, взберется на трон, встанет и на него и, вытащив скипетр, будет размахивать им над головой. И то, против чего боролась Изабелла, в итоге приобретет совсем иные масштабы.

Когда Винченцо объявит о помолвке с Изабеллой, он схватит её за волосы, будет управлять ей, словно куклой, грубо нагибая в разные стороны. Изабелла будет молча стоять с глазами, налитыми кровью, совершенно не сопротивляясь. И не ясно, часть ли этого мира она или нет. Финал в этом смысле открытый. Понятно лишь то, что режиссерская позиция в спектакле выражена однозначно: человечеству — нет.

«Мера за меру» — постановка сегодняшнего дня. Причем, в буквальном смысле. И, казалось бы, рассуждения о развращенности власти, о грязи в политике для современного зрителя совсем не новы. Но спектакль удивительным образом совпал с конкретной историей — историей о «смерти и воскрешении» Аркадия Бабченко. Особенно остро ощущается параллель с действительностью в финале. На сцену выйдут то ли спецназовцы, то ли террористы, в бронежилетах и масках с винтовками… И что это —очередная профанация в политической войне?

Ответа нет и не будет. Мир теперь не содержит ничего, кроме интриг и провокаций.

Марина Дё, студентка театроведческого факультета РГИСИ
Фото Натальи Кореновской