САД (по пьесе Антона Чехова «Вишневый сад»)
Театр кукол республики Карелия (Петрозаводск, Россия)
Режиссёр — Александр Янушкевич
Текст студентки театроведческого факультета РГИСИ Анастасии Бражник
Непросто найти смешное в тексте «Вишневый сад» Антона Чехова. Сюжет кажется мрачным, диалоги удручающими, персонажи – обреченными. Однако драматург написал ясно: «Комедия в 4-х действиях», и на это скромное указание трудно закрывать глаза.
Режиссеру Александру Янушкевичу удалось наглядно отразить саркастический (а местами и сардонический), карикатурный юмор, который скрепляет пьесу в интонационное и композиционное целое. Именно через работу с жанром автор спектакля «Сад» нашел разгадку текста А.П. Чехова.
То, что происходит на сцене в течение двух часов, можно назвать фарсом, гротеском, основанном на необычных коннотациях, неожиданном, а потому и смешном, соединении значений слов и их визуализации, театральным маскарадом с отсылками к дель арте. То, что происходит на сцене, можно назвать и проще: завораживающей гармоничной красотой (художник-постановщик – Татьяна Нерсисян), откровением и открытием «Вишневого сада».
В постановке Александра Янушкевича все персонажи облачены в яркие, принципиально не жизненные, карикатурные костюмы. На лицах у актеров – маски, искаженно напоминающие человеческие черты. Однако в этом искажении нет ничего страшного, пугающего. Напротив, в этих образах содержится что-то забавное, корнями уходящее в театр пантомимы. Маски застывшие и почти неизменные. Пластика (хореограф – Александр Козин) – вот механизм, приводящий сложно построенную и детально продуманную махину «Сада» в движение.
Каждый персонаж имеет свой набор статичных поз и свой набор повторяющихся движений. Эти заданные схемы поведения созвучны с главной тематикой монологов и переживаний героев. То есть, говорящими являются не столько маски, сколько пластика каждого персонажа, гармонирующая с его образом в целом, с его внутренним миром. По-настоящему диалоги действующих лиц пьесы открываются нам в их комическом обличии именно через хореографию и эстетически продуманное сосуществование актеров на сцене: односложные принципиально не схожие между собой движения героев, гротескно выявляющие их главные свойства, совершаемые в одном ритме, превращаются в ритуальный танец, таинственный и притягательный.
И именно этот танец, не прекращающийся, задающий общий стремительный темп постановки (в сочетании с костюмами и актерской игрой) раскрывает нам секрет смешного в пьесе: все герои говорят на разных языках, каждый о своем, о больном. И в этих своих переживаниях, погруженные каждый в свой мир, они просто не могут услышать и воспринять друг друга. А значит, помощи не будет. Яша уедет, поглощенный мыслями о Париже, оставив Дуняшу с ее ненужной любовью, Лопахин так и не сделает предложение Варе, Фирс до последнего будет переживать о барине, не умея думать о себе…
Мистический абсурдистский юмор – спасительные очки, то, что позволяет, не так сильно хмурясь, смотреть на эту неутешительную историю. Тонкий и неоднозначный текст Антона Чехова приобрел четкие очертания в спектакле «Сад» Александра Янушкевича. Каждый диалог, состоящий из раздробленных бессвязных монологов, каждая ситуация взаимодействия персонажей – всё передано через призму черной, фарсовой иронии.
Более того, это сделано вызывающе красиво, каждая сцена продумана до мелочей. Имение Раневской, в начале спектакля соизмеримое с его образным изображением (большой белый символичный дом), с каждым действием уменьшается и уменьшается, ближе к кульминации превратившись в малюсенькую копию того же самого здания (декорация в своем размере едва достигает колен артистов). Сценография минималистична, но удивительно многофункциональна: почти все сделано из черного материала и имеет геометрическую форму. Так, бильярдные шары – черные кубы с иррациональной гравировкой (цифры «22»). Даже вишневый сад какой-то кубический, выглядит скорее как куст, который ближе к финалу, когда Варя ищет что-то перед отъездом, открывает свои квадратные вишни, чтобы героиня могла заглянуть в его темные углы. Свет сделан столь же деликатно и работает безотказно (художник по свету – Дмитрий Бабкин): в наиболее сильные по эмоциональной и содержательной концентрации моменты задник сцены становился ядерным по цветовой насыщенности, каким-то красно-фиолетово-синим, заполоняя этим светом все пространство, накрывая актеров тенью своего визуального влияния. Разобщенность персонажей и их безнадежное одиночество подчеркивалось световыми квадратами и прямоугольниками, отделяющими Шарлотту от Епиходова, Варю от Лопахина, Аню с Петром от остальных и так далее, всех от всех. Задорная цикличная музыка (композитор – Александр Литвиновский, sound-designer – Дмитрий Гаврилов) гармонирует с кукольными движениями актеров, в результате чего создается впечатление, что персонажи, словно заведенные механические игрушки: однообразно склоняют голову направо и затем налево (героиня Мать в спектакле), передвигаются, держась за руки, скрещивая ноги в такт (сцена танцев в гостиной), лежа на спине шевелят ногами как насекомые (изображают монолог Петра об интеллигенции).
Наглядность иллюстрации (существенно не измененного) текста пьесы Антона Чехова действительно комична и, более того, верна тону изначального произведения. Каждый герой нелеп, и пафос речей той же Раневской (актриса Любовь Бирюкова) в сочетании с гротескными широкими жестами, наполненными театральщиной, вычурными костюмами, неловким грузным переваливанием на полу на фразе: «У меня тяжело на душе» по-настоящему забавляет. Эта намеренно детальная визуализация текста не только смешна, но и эстетически гармонична. Например, обнимающая основание черного куста (метафоричного вишневого сада) Раневская, в большой белой шубе лежит на сцене, восклицая: «Сад мой! Весь в белом…» или Петя, стоящий на черном пьедестале и произносящий: «Мы выше любви!».
Особенно ярким в этом отношении является первый диалог вечного студента с Раневской, когда, только увидев его, Любовь Андреевна вспоминает о сыне (Петр как напоминание). В спектакле сцена сделана через вручение Петром цветов приветствия и сразу, следом, использование для этих цветов белой вазы в форме статуи ребенка на черном постаменте, из одного глаза которой льется вода. Это не просто комично своей неожиданностью используемого реквизита и заложенной в нем нелепости (вода из одного глаза медленно струится дугой, цветы кладутся в голову вазы-ребенка), это еще и точно по смыслу и ярко с художественной точки зрения.
Постановка Александра Янушкевича приблизилась к пьесе «Вишневый сад» по композиции, смыслу, настроению и юмору ближе, чем, порой, более привычные жанровые решения этого произведения. Получилось забавно и красиво. Интересно, было бы также забавно А.П. Чехову от такой версии комедии?