«Чайка»
Тверской ТЮЗ
Режиссер Вероника Вигг, художник Дмитрий Горбас
Героев сегодняшней «Чайки» не хочется жалеть. В спектакле нет меланхоличного уныния, мучительной скуки, нарочитых страданий. Надежды вырваться тоже нет – никто и не пытается. Несчастливая, несложившаяся жизнь – как данность. Другой – не будет, поэтому играем и живем эту – и искренне, и полно. При этом в исполнении актеров чеховская пьеса не звучит как набор заученных наизусть и тысячу раз повторенных фраз. Текст живой, он увлекает, воспринимается как впервые услышанный – хотя произносится просто, будто – от самих актеров.
Персонажей помешают в пространство, для жизни абсолютно непригодное. Полуразрушенная комната с одной целой стеной (на ней уже пошла трещина и облупилась штукатурка), от двух других остались только рваные края с красными кирпичами. Парадная белая дверь с фронтоном, гора деревянных стульев, радиоприемник, стол соседствуют с большой чугунной ванной, раковиной, мутным зеркалом. Открытая, но резко ограниченная площадка. Никто отсюда убежать и не порывается, но, если что – и не смог бы. Яков 1 (Иван Жамойтин) и Яков 2 (Сергей Грищенко) – охранники в классических костюмах – осторожно, периодически появляясь за пределами комнаты, наблюдают за соблюдением границ.
Пьеса Треплева будет звучать здесь же, среди грязных стен, для Нины Заречной лишь вынесут стойку с микрофоном. Колдовское озеро исчезло, высохло – и вода теперь плещется только под сломанной половицей, в ванне, в раковине, возникает мелкими каплями дождя за дверью.
Здесь чеховские герои вне времени. И во времени. Они живут прямо сейчас, перед нами – и диалоги их естественны, сиюминутны, актеры говорят не в пустоту, а друг с другом и со зрителем. Речи не монологичны, но чувства одиночества от этого меньше не становится. Герои и живут сейчас, и прожили и перестрадали всё это уже давно. Вроде они и внутри событий, но чувства уже притуплены, боль не остра. Смирились и внутренне успокоились, но из раза в раз будут проживать и проживать этот «длинный, длинный ряд дней» заново, по новой. А что же еще делать…
Мутное зеркало вбирает в себя всю размытость. Полутона исчезают. Актеры играют определенно, не оставляя героям их расплывчатости, без заострения или укрупнения черт, лишь добавляя четкости. Полина Андреевна (Ирина Титаренко) – сгорбленная, с поникшим лицом, жалобными интонациями, скованностью, дрожащей рукой, тянущейся вслед доктору. Несчастная-несчастная бедняжка. Инфантильный Треплев (Дмитрий Фёдоров) капризен и обижен на женщин, которые его не любят. Сидя на полу, он порывисто рвет листы, складывает из них чаек и бросает, складывает-бросает. Весь светится от счастья, когда мама меняет ему повязку, крепко держит ее за руку, и с непринужденной улыбкой высказывая свою ненависть к Тригорину. Накинув на себя бежевый пиджак и обмотавшись шарфом, Треплев не становится взрослее и значительнее. Остается таким же маленьким и недолюбленным Костей. Нет и тени сомнения в том, что ни Заречная, ни Аркадина его не любят. В спектакле герои по-чеховски жестоки. Доктор Дорн (Михаил Хомченко) – особенно: он откровенно издевается над Полиной Андреевной, держа букет цветов над головой, заставляя ее прыгать как собачку, чтобы в конце концов ударить этим же букетом по лбу.
Леденяще холодна Нина Заречная (Дарья Астафьева) – только на спектакле Треплева, стоя перед микрофоном, она будет запинаться и дрожать, но, по ходу монолога, наберет сил и зачитает просто – безэмоционально, без интереса и понимания. В последнем акте этим монологом она буквально растаптывает Треплева, произнося его едко, с сарказмом и легкой истеричностью. Потрепанная Нина с разлохматившимися волосами отчаянно скачет в луже-озере. С тоской прикладывает руку к зеркалу – к тому месте, где на мгновение остался след ее страстного поцелуя с Тригориным. Над Борисом Алексеевичем она пытается установить власть, уверенно тянется к нему за поцелуем. Но безвольный Тригорин не в ее руках – невидимая Аркадина постоянно отдергивает, оттаскивает своего любовника от соперницы.
Нелюбви в спектакле больше, но возникает и любовь. Удивительно трогателен Сорин Александра Романова. Он нежно держит за руку Нину, каждый раз вводя ее в комнату, приходит на спектакль, зажав в руках букет для нее. Добрый, добрый дядя Петя, неуклюже сидящий на инвалидном кресле, хочет жить. Не отчаянно, не с болью говорит он о «человеке, который хотел» – лишь с грустным сожалением, светлой тоской, ясными, еще живыми глазами.
А счастливая любовь – это у Аркадиной (Татьяна Романова) и Тригорина (Андрей В. Иванов). Простая, обытовленная, антиромантичная, некрасивая. Она – с мокрыми волосами, в халате, закидывает на него свои большие ноги, прижимает крепко-крепко к груди, а он – лысый, слабый, зажатый в этих хищных, но своих, родных руках. И пьют они водочку из рюмочек, и сидят, прислонившись друг к другу лбами, и весело хохочут над всеми вокруг, над жизнью, в которой у них-то всё есть, всё уже определилось и сложилось. Аркадина бестревожна, она здесь хозяйка. Сын начнет ныть – она вспылит, покричит и успокоится. Это ее сцена, ее жизнь, где она стоит около микрофона и как оперная дива мощным голосом, страстно поет – так самозабвенно, что Якову микрофон придется унести. Но вообще-то не беда.
Самоубийство Кости Треплева – не событие, лишь эхо события. Последние ремарки и реплики произносятся закадровым голосом. И герои замирают, застывают. А Яковы, проходя мимо статуй, наливают себе по бокалу вина. Перерыв на работе. Вряд ли это конец. Вряд ли это когда-нибудь закончится.
Полуразрушенный дом вихрем времени унесет в вечность. Вечность, ино- или небытие врывается в спектакль ветром из распахнувшегося окна – таинственным гулом, зеленовато-синим светом и фрагментом «Зеркала» Тарковского. Все застывает на мгновение, чтобы снова продолжиться, начаться заново. Закручивающийся рефрен – песня Ольги Чикиной «Над белым садом» – звучит и в записи, и в исполнении каждого героя. Комнатку несчастливцев относит порывами – все дальше и дальше в вечность, пока обитатели дома изо дня в день по новой играют в лото, по новой чувствуют любовь и нелюбовь, с новой силой проигрывая один и тот же спектакль. Ведь ничего другого – нет.
Алена ХОДЫКОВА, студентка театроведческого факультета РГИСИ