Н. Милантьева. «Пилорама плюс».
Российский государственный академический театр им. Ф. Волкова (Яроославль)
Режиссёр Елизавета Бондарь, художник Павла Никитина
В основе спектакля Елизаветы Бондарь «Пилорама плюс», показанного на Малой сцене ТЮЗа во второй день фестиваля – новейшая российская драматургия, одноимённая пьеса Натальи Милантьевой, вошедшая в шорт-лист «Любимовки»-2017.
Главный герой Саня Рындин, прошедший Чеченскую войну, оказался в полном, герметичном одиночестве на обочине жизни. По ночам он возвращается на работу, в столярную мастерскую, где, изрядно «приняв на грудь», ведёт долгие разговоры со своими единственными (и, возможно, воображаемыми) друзьями-собеседниками: пожилым положительным токарным станком Михалычем, интеллигентным импортным станком для фигурной резьбы Фрезером, быдловатым Рейсмусом-Джигурдой (для грубой обработки), Точилом среднего рода и единственной в коллективе дамой Циркулярной Пилой с неприятным голосом. А главное в Саниной жизни – его внезапно вспыхнувшее бурное чувство к бывшей однокласснице Кате, встреченной им, как на грех, случайно в магазине (кроме мастерской и магазина, Саня никуда и не ходит). Когда-то давно, в школе, Катя сама за ним бегала, но с тех пор всё изменилось: теперь у неё за плечами неудачный брак, на руках – больная дочь, растить которую помогает второй муж, музыкант Боря. Катя и сама музыкант, и эта социальная разница, а также её «гордыня» в Саниной картине мира является препятствием к их соединению.
«Пилорама плюс» Волковского театра – моноспектакль. На площадке лишь один актёр: Виталию Даушеву, кроме главной роли Сани, достаются и реплики старика сторожа, и всего коллектива ООО «Русская избёнка» (так представляют себя в финале станки). Катя, Боря, их друзья, положившая глаз на Саню «пышненькая» продавщица из сырного отдела появляются только в видеофрагментах. Замкнутость столярной мастерской – метафора изолированного внутреннего мира героя, в который другим людям нет доступа.
Даушев не педалирует «народность» своего героя, социальный разрыв между мастером-столяром и супругами-музыкантами скорее декларируемый. Саня Даушева –обычный человек с улицы, «как вы да я, как целый свет», герой нашего времени. Узнаваемо
типажны, но при этом лишены подчеркнутой гротескности и субличности героя, говорящие голосами механизмов: интеллигент-западник, «четкий пацан», рассудительный родитель, по-матерински заботливая женщина. Большая история, прокатившаяся по Саниной жизни и искалечившая его, звучит в фоновом шуме: перед началом действия и ближе к финалу мы слышим голос Леонида Парфёнова из «Намедни», пунктиром прочерчивающего развитие событий в СССР и России за последние полвека.
Художник Павла Никитина выстраивает на площадке столярную мастерскую: словно собравшиеся в круг станки, верстак, ящики, умывальник, на полу — опилки. Задник – светлая стена, покрытая щербатым паркетом, служащая экраном для видеопроекции. По периметру площадки – деревянные скамьи для зрителей. С помощью света решены диалоги с механизмами: в момент произнесения реплики тем или иным станком загорается лампа под металлическим абажуром, прикреплённая к его основанию, и станок таким образом «оживает» (художник по свету – Дмитрий Зименко).
Война не отпускает героя. Возникающие в повторяющихся флешбеках уханье и грохот взрывов сопровождают его в течение всего действия. Прокатившись по Саниной жизни, война обрекла его на внутреннюю изоляцию, и в боли от этой безысходности – антивоенный пафос спектакля.
Современная мирная жизнь предлагает Сане лишь потребительство: фоновым шумом звучит то реклама, воодушевляющая на увеличение потребления, то беседы, направленные на его оптимизацию или снижение – что в каком-то смысле одно и то же. Единственное, что Саня может противопоставить этой вязкой житейской пошлости – это любовь, которая, как всем хорошо известно, всё может и всё оправдывает. И Саня бросает всю страсть своей неприкаянной души на сбор денег для больной дочки Кати. Для сержанта Рындина, который «по минному полю как по пляжу ходил» и которому «дагестанцы носки стирали», покорение Катиного сердца становится штурмом новой высоты. В его любви-наваждении, именуемой умником-Фрезером маниакально-депрессивным психозом, много жажды власти, требования «приклонить голову» и «убрать свою гордость». Масштаб чувства не может не вызывать восхищения, а его направленность пугает.
Санина любовь ни в коей мере не нарушает герметичности его существования. Его чувство – к придуманному им фантому, которого с Катей объединяет разве что внешнее сходство. Попытка Кати рассказать о своей настоящей непростой жизни вызывает агрессию – для героя, живущего иллюзией взаимной любви, отказ от неё невозможен. Катя для Сани – кукла, которую можно одушевить любыми приглянувшимися чертами и спроецировать на
неё свои фантазии, удобная Галатея для Пигмалиона-выпивохи. Деревянную куклу Катю герой вырезает по просьбе старика-сторожа, и Катя деревянная становится подобием куклы Вуду по отношению к Кате живой.
Финал ожидаемо трагичен, и в спектакле он отличается от пьесы. Бондарь отказываться от сюрреалистической замены погибшей Кати куклой. Подобно Хозе и Рогожину, Саня лишает жизни свою непокорную возлюбленную. Укрытая слоем опилок, как могильной землёй, Катя наконец-то становится ему послушной безмолвной женой. Коллектив механизмов протестует (даже в этот напряженный момент юмор, присутствующий на всём протяжении действия, не исчезает из повествования), и Саня прерывает их нескончаемый хор в своей голове единственным доступным способом – запустив все механизмы на полный ход, гранатой подрывает мастерскую. «Вот и осталось лишь снять усталость…»
Лидия Прохорова, студентка магистратуры РГИСИ
Фото Натальи Кореновской
