Петербургский театральный журнал
5 июня 2015
текст Т. Тихоновец
Международный театральный фестиваль «Радуга» открылся роскошным театральным зрелищем — спектаклем «Не забывай меня» (компания Филиппа Жанти в сотрудничестве с Национальной сценой Невера и Ньевра).
Спектакль немолод. Он поставлен в 1992 году, а сейчас возобновлен с молодыми норвежскими артистами. Хореограф Мэри Андервуд создала странную, нежную танцевальную композицию, которая помещена в арктические пространства (дань национальной идентификации), но и на деле добавляет холода и бесприютности людям и ростовым куклам, которые мечутся среди этих нечеловеческих пространств, пытаясь найти друг друга. Музыка Рене Обри погружает то в тоску, то в какое-то полуэкстатическое состояние, то обдает вселенским холодом. Людей и кукол вообще-то жаль, потому что непонятно, как они оказались в этих снегах и что они тут делают. У каждого артиста есть кукольный двойник, они настолько похожи, что, во-первых, не сразу различаешь, кто есть кто, а во-вторых, подмены происходят так искусно, что становится страшновато. Вроде бы девушка в объятиях живого партнера, и тут же обнаруживается, что это кукла, и ее руки беспомощно падают вдоль живого тела, требующего тепла и ласки. Появляются какие-то шары, из которых выпрастываются головы, лапы, и шары начинают жить своей собственной жизнью. Из снегов является замечательная тантамареска в виде обезьяны, которая несет на плечах девушку, а на самом деле все наоборот. Откуда в арктических льдах обезьяна, да и не одна, разгадывать не хотелось. Пусть себе бегают. Линии танца были текучими, один микросюжет незаметно переходил в другой, и бесконечное кружение и повторяемость пластических построений придавали всему происходящему какую-то инопланетность.
Спектакль этот задал фестивалю очень высокую художественную планку, и ее не все смогли поддержать. Хотя довольно быстро стало понятно, что никакого соревнования нет и быть не может. Одним словом — радуга. Один цвет, другой, третий… Я чувствовала себя тем самым охотником, который желает знать… Потому что театра, пригодного для подростков и юношества, в России немного. Он прячется, как фазан в лесной чаще. Приходится рыскать по всей России, чтобы его углядеть. Поэтому свой отбор на этом фестивале я производила по собственному счету. Жанти — да! Его можно показывать всем, и каждый найдет в спектакле что-то свое.
Отлично придуманный и сыгранный «Юлий Цезарь» Вильнюсского городского театра в постановке Артураса Ареймы к моим поискам отношение имел странное. Видно, что ставил его молодой, раздраженный действительностью режиссер, сам еще похожий на угрюмого подростка. Не историческая трагедия, а сатира, к финалу переходящая в пародию. Шестеро молодых артистов сыграли за час с небольшим Вильяма нашего, нисколько не заморачиваясь безднами шекспировского сюжета, а вытаскивая из него то, что им самим кажется важным в этой истории. Цезарь не уверен в себе и слаб. Он обречен на смерть. Все остальные не очень-то понимают, что они затеяли. У всех — пубертатное сознание. Да еще все почему-то геи. Может, это документальный театр? Черт-те что затеяли, к чему все это придет — ежу понятно, в финале музыкант, которого все гоняли, объявил, что он будущий первый император, и начал излагать свои планы по преобразованию Литвы в великую державу. Шестеро молодых артистов играют нелепых беспомощных политиков в кургузых пиджачишках. Такое «Нате!», брошенное взрослому миру. Но все-таки взрослому, лет, как мне кажется, с тридцати. До этого возраста политика мало интересует. Своих проблем хватает.
Польская Дорота Масловска с «Двумя румынами» разочаровала (Театр Studio, Варшава). Оказалось, что «наши — лучше». Режиссер Агнешка Глинска решила пьесу, как веселый квест. Все попутчики двух румын травестийно преображены. Но если мужчины почти всегда умеют подметить в женщинах что-то забавное, то у женщин с приклеенными усами и сиплыми голосами все становится похоже на самодеятельность, в которой вечная нехватка мужского пола. Правда, история получилась очень молодая, хоть и слегка глуповатая. И не очень понятно, что все-таки произошло с Джиной, отчего она вдруг взяла и повесилась.
Филигранное выступление крошечной японской труппы, состоящей всего из двух артистов и режиссера Хирояки Ямагути, вызвало всеобщее умиление. Бедность и в то же время изящество сценографии, точность и лаконизм актерской игры, старательность режиссера, вкусившего русский театр в магистратуре у Валерия Фокина, — все это вызвало уважение. Но проблемы двух молодых супругов, пытавшихся разрешить непосильную задачу — оставаться ли вместе в воскресенье или лучше уходить из дома, пока супруг отдыхает от рабочей недели, — вызвали только интерес к чужой непонятной японской жизни. К японской пьесе присоединили чеховского «Медведя», поскольку в основе те же непростые проблемы — стреляться или выходить замуж?
«Высоцкий. REQUIEM» Большого театра кукол в постановке Руслана Кудашова я предвкушала. Потому что в 2012 году видела первый спектакль будущей трилогии — «Башлачев. Человек поющий», который был сыгран с такой молодой энергией и с таким пафосом лирического высказывания, что запомнился, наверное, навсегда. В «Высоцком» вроде бы все осталось. И молодая энергия, и пафос. Только пафос перехлестывал. Нам все время с неимоверной горячностью объясняли, что Высоцкий — великий поэт, великий артист и великий гражданин, и все время обращались куда-то к небесам. Интерпретировать стихи и песни Высоцкого, блистательно интерпретированные и исполненные когда-то им самим, это, на мой взгляд, большая смелость. И это требует, как минимум, равного прочтения. А это трудно. Тогда — зачем?
На фестивале был показан гостевой спектакль «Facebook. Postskriptum» Латвийского молодежного театра (недавно, как сообщили, закрытого) в постановке Галины Полещук. Это моноспектакль артиста Андриса Булиса. Все, сидящие в фейсбуке, смотрели этот спектакль с особым чувством. Он позволил испытать довольно редкий сейчас в театре «эффект узнавания», который, как оказалось, очень сладок. Казалось, невозможно себе представить сейчас спектакль с таким эффектом. Слишком разная сегодня у всех жизнь. Ничто не объединяет. Разве что, отношение к… да вот и споткнулась. Все — разъединяет. А этот спектакль заставил кивать в согласии, смеяться и ужасаться почти всех, сидящих в зале. Социальные сети многое отменили в нашей жизни. Мы дружим, общаемся, влюбляемся, ругаемся, ссоримся в виртуальном мире. Герой, который узнает о собственной смерти из своего аккаунта в фейсбуке, вызвал очень сильные чувства. Правда, многие аксакалы молодежного театра об этих проблемах узнали только из этого спектакля, ну — тоже какой-то воспитательный момент достигнут.
«Школа для дураков» Саши Соколова (Пермский ТЮЗ) в постановке режиссера Максима Соколова создана как раз для мучительного пубертатного возраста молодым режиссером, который еще не забыл это состояние раздвоения собственного сознания и конфликта с миром. Мне нравится в спектакле нелинейность самой истории, построенной как вспышки воспоминаний о самых острых, позорных и сладких моментах взросления. К сожалению, второе действие развалилось на глазах. Режиссер еще не до конца понимает, что такое театр и на что способны артисты в состоянии стресса. Ничего, у него все впереди.
Еще один пока еще тоже молодой режиссер Семен Александровский поставил в Новосибирске, в театре «Старый дом», обработанный В. Дурненковым вербатим «Элементарные частицы» о создании в советской стране великой Утопии — города науки, Академгородка. Совпадение названия с названием романа Уэльбека кому-то из коллег-критиков показалось некорректным. Мне — нет. Совпадения бывают принципиальными, и это, на мой взгляд, не всегда плагиат или беспомощность. В спектакле город сначала задумывается. И это самое увлекательное интеллектуальное путешествие. Сидят молодые люди и просто размышляют о том, как и из каких элементарных частиц создается новый город. Это не то, что было раньше: «Под старою телегою рабочие лежат…» Нет, не рабочие. А будущие светила наук. И не лежат, а сидят в кухне, видимо, в московской. Там всегда что-нибудь затевалось, и не всегда бунты и выступления. Иногда придумывались города. А на видеоэкране в тайге постепенно возникали: стул, кровать, батарея, стол… А потом и все участники великой мечты. В следующей части на все созданное обрушивался дождь. Какая-то прелестная умная девушка на обсуждении сказала, что всегда, когда человечество что-нибудь затевает, на него обрушивается кара в виде потопа. Но я далека от библейских образов. Мне эта дождливая пелена напомнила ту бесконечно серую эпоху вечного застоя, когда казалось, что она закончится только вместе с твоей жизнью. Под этим унылым дождем артисты в мокрых дождевиках зачитывают с капающих страниц знаменитое когда-то «письмо сорока пяти». Тех самых, светил науки, которые стали ими в созданном ими раю — городе советской утопии. Пооглядевшись вокруг, они поняли, что опять ошиблись. Рай оказался клеткой с такими незаметными, но крепкими прутьями, что выбраться из нее удалось далеко не всем. Некоторые и не пытались. Конечно, этот спектакль для юношей, обдумывающих житье, но не для тинейджеров. И не для возрастных зрителей, которым все театр подавай, и чтобы артисты играли этих самых ученых-физиков, и чтобы было похоже на «Девять дней одного года». «Но мы другие, мы говорим от себя, мы не хотим никого изображать», — сказал на обсуждении Александровский. «Не хотите — заставим», — подумала я, но вслух не сказала.
«Чеховъ» Матея Вишнека поставлен Вячеславом Харюшиным в Челябинском Молодежном театре очень серьезно. Настолько серьезно, что из насмешливого постмодернистского текста, требующего игровой природы, получился надрывный театр со всеми присущими ему чеховскими штампами. На сцене живут, страдают, любят и умирают персонажи великого русского драматурга. А вместо всего вышеперечисленного лучше бы просто поиграть с текстом.
«Несовременный концерт» учебного театра Школы-студии МХАТ, студентов третьего курса Виктора Рыжакова, был чудесен. Будущие артисты, пытаясь создать портрет поколения своих дедушек и бабушек, гораздо точнее создали портрет своего поколения, бурно радующегося жизни, прекрасно танцующего (это получается у них пока лучше, чем говорить), поющего, искреннего и очень, очень талантливого.
Про «Солнечный свет» Центра детского творчества Китайского института благополучия (вдумайтесь в это название) писать неловко. Можно только умиляться. Вот ведь есть на свете разные страны, и в них разные театры. Вот о таком театре абсолютно детской радости, с драмами, благополучно разрешающимися в финале, наверное, искренне мечтает наше министерство культуры. Вот мы, наконец, и увидели прекрасный образец наивного, трогательного и такого правильного театра, который воспитывает у подрастающего поколения только самые высокие чувства.
«Лада, или Радость» Тимура Кибирова в постановке Марины Брусникиной (РАМТ, Москва) обрадовала в первом действии и огорчила во втором. Конечно, это спектакль, который адресован почти всем возрастам. Особенно сладко его смотреть «собачникам», поскольку речь в нем идет о беспородной собаке по имени Лада, которую играет звезда театра Нелли Уварова, и о ее хозяйке Егоровне, которую играет прекрасная актриса Татьяна Матюхова. Признаюсь, я тоже принадлежу к этой лучшей части человечества (я имею в виду собачников) и повела бы на этот обаятельный спектакль подростков и взрослых в воспитательных целях. Но даже для меня количество сиропа и бесконечность эпического рассказа о русской жизни во втором действии зашкалили. Спектакль все не мог закончиться и шел вместо двух часов пятнадцати минут почти три часа. Но это перестало радовать.
Два датских артиста из Северной Театральной лаборатории показали пронзительный по смыслу и по подаче спектакль «Мемория» режиссера Эуженио Барба. Слава богу, в простом, рассчитанном на детей и подростков рассказе о Холокосте, посвященном двум писателям, Примо Леви и Жану Амери, выжившим в концлагере и покончившим самоубийством в конце жизни, нет никакой опоры ни на китайскую оперу, ни на европейскую пантомиму, ни на искусство Бали. А есть тихий, сдержанный и потому особенно страшный рассказ о детях Моше и Стелле из книг «Бог здесь больше не живет» Яффы Элиах и «Фуга смерти» Пауля Целана. Гитара и человеческий голос. И все. Этот спектакль бы провезти по всей России, забывшей обо всем, что произошло в ХХ веке. Показать бы его всем юным, молодым, а также не молодым. В качестве не назидательного, не вышибающего слезы свидетельства о страшном преступлении, совершенном нелюдями. Чтобы об этом помнили.
Последний спектакль «Радуги» — «Вино из одуванчиков, или Замри» по повести Рея Бредбери в постановке Адольфа Шапиро — принадлежит хозяину фестиваля, Петербургскому ТЮЗу. Спектакль очень личный. Это взгляд на жизнь, на счастье, это поток воспоминаний замечательного режиссера и большого мастера. Самые лирические, пронзительные его моменты — это моменты, связанные со стариками, с их уходами, с их драгоценными дарами, которые они оставляют молодым. А сами молодые здесь — это смешливая, шумная стайка, которая пока не обременена никакими воспоминаниями. В этой компании только один мальчик, главный герой Дуглас (Федор Федотов) остро чувствует уходящие мгновения и их неповторимость. Здесь он лирический свидетель проходящей перед ним жизни. Для драматического героя, пожалуй, маловато. Главная драма таких людей в том, что они постоянно чувствуют эту хрупкость и невозвратимость времени. И с этим даром и бедой им нужно учиться жить. Пожалуй, это и есть тот драгоценный дар, которым делится с молодыми автор спектакля Адольф Шапиро.
Кроме спектаклей на «Радуге» была бурная фестивальная программа: мастер-классы Алексея Левинского по биомеханике Мейерхольда, презентация современной финской драматургии, конференция «Новый театр — новому зрителю», на которой умудренные жизнью критики говорили о театре для подростков и молодежи, поездки, экскурсии. Все было чудесно. Только молодых зрителей в залах было маловато. Но у них самая горячая пора — экзамены в школе, подготовка к вузам, сессии, курсовые. Им — не до фестивалей. И вот это особенно обидно. Разве все это — не для них?