Печорин. Лукавое неистовство

ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
HUNCH theatre (Лондон, Великобритания)
Режиссер — Владимир Щербань

Текст студентки театроведческого факультета РГИСИ Полины Лесниковой

Зрителей встречает “спина” сцены — малый зал ТЮЗа видоизменён намеренно, и лишь обойдя декорации можно попасть на свои места. Развалившись на кожаном диване, позади которого — прямоугольник зеркала со зловещей маской на углу, сидит Печорин. Его образ — пиджак с искусственными эполетами, похожий на тот, что массово культивируется в современной моде, и солнцезащитные очки в стильной оправе — будто позволяет ему слиться с пришедшими, побыть современником 21 века. Но он брутально равнодушен ко всем входящим и суетящимся в зале.

Владимир Щербань адаптировал для спектакля лишь одну часть знакомого всем ещё со школьной скамьи романа — “Княжну Мэри”, так что на сцене силами трёх актёров разыгрывается “любовный квадрат”. Почему тремя? Робкая княжна Мэри и роковая Вера слились в сознании Печорина в одно лицо, и различить их можно по манерам и внешнему виду — как одной присущи плавная пластика и скромность в украшениях, так другая не знает меры в ослепительности и эпатаже. Но первое и последнее неистовство Печорина — именно Вера, полотну-экрану достаточно демонстрации её лица в крупных тёмных очках, манерно курящей сигарету, чтобы буйство молодого прапорщика начало медленно, но верно вырываться наружу. Поначалу размашистая эмоциональность Оливера Беннета кажется единственным оттенком роли, но за бесконечным нагромождением разнузданности и надрывов всё-таки улавливается его истинное нутро, глубоко запрятанное от посторонних.

Контрастом с бесноватым Печориным предстаёт Грушницкий Тима Делапа. Поначалу естественно верный своей кадетской выправке, он, по мере ускорения и без того стремительного действия, будто заражается от Печорина опасной пылкостью. Впрочем, смерть принимает его не в состоянии горячки — как пластилиновая фигурка медленно “складывается” высокий и статный Грушницкий, растворяясь в клубах дыма — подлинного сигаретного, воображаемого пистолетного и виртуально-экранного.

В версии Владимира Щербаня метание меж двух огней присуще Печорину и Мэри так же, как Грушницкому и Вере присуща роковая предопределённость. Доверчивая княжна, ещё недавно пытающаяся мило флиртовать с недоступным и непонятным Печориным, прокружится сквозь всю мясорубку его игр с чувствами, чтобы в конце предстать одинокой мраморной статуей с гулко стучащим сердцем. Флоренсия Робертс будто жонглирует мячом и булавой одновременно: необходим внутренний баланс, чтобы за считанные минуты переключаться из нежной Мэри в Веру, любящую безоглядно и страстно.

Но что остаётся Печорину, оказавшемуся на собственноручно выжженном поле? Развалиться на диване и криво надеть очки. Сколько ещё неистовства может вылиться из него?