«Чайка»
Тверской ТЮЗ
Режиссер — Вероника Вигг
На сцене — срез заброшенного дома, словно когда-то от него отсекли часть, и оставили лишь маленькую площадку. Здесь и мутное зеркало над раковиной и краном, из которого еле течёт вода, и старые (не старинные) стулья, и в целом – уже отжившие своё вещи и… Люди. Искусно и искусственно состаренный интерьер мёртв – нет жизни, ничего не чувствуется здесь, даже холода – пустота. Тесное пространство ограничено чёрной материей – невозможно увидеть, что происходит за пределами дома, не видно света из единственного окна, хотя оно не редко бывает открытым.
По центру находится белая дверь, которой невозможно как следует хлопнуть, даже когда очень хочется. Сколько раз через неё приходили/уходили, так и не выразив гнетущее напряжение. Единственный по-настоящему громкий звук, который возможен в этом пространстве – последний выстрел Треплева.
«Над белым садом, белым садом – белый, белый дым,
Над белым садом жизнь моя плывёт, плывёт.
А в том саду так хорошо быть молодым,
А в том саду мой дедушка живёт».
Песня Ольги Чикиной – лейтмотив всего спектакля, не иллюстрация, а одна из несущих конструкций в действии. Почти у каждого героя есть свой внутренний сад, своё мироощущение с ярко выраженной главной чертой, но в реальности палитре этих ощущений решительно нет места. В исполнении Заречной в этой песне слышится лёгкий напев о любви, мечты о высоком искусстве и творческом полёте. Сквозь действие её чувство из робкого и нежного становится растоптанным, и от чего-то прекрасного остаётся только пепел пережитого. Совершенно несчастная Полина Андреевна несколько раз пытается достучаться до жизни своим тонким голосом, позвать то, что никогда не состоится. Единственный момент, в который она показывает свои силы, и то отчания – это попытка отобрать у Дорна сухие розы. «Дайте мне эти цветы!» — звучит отчаянно и больно. Аркадина, оглушающая зал своим эстрадным исполнением трепетной песни, демонстрирует сбивающую с ног энергетику. Она одна из немногих, кто говорит в микрофон, это устройство -единственная примета треплевского театра.
Многое в спектакле решено с помощью звуков, так завывающий ветер трагично рифмуется с песней о белом саде. В несуществующем саду холодно и ядовито-зелено, от того и подсветка сцены бывает неуютной, отталкивающей. Дважды проекция чёрно-белого кино о маленьком Косте Треплеве врывается в сценическое повествование, и это – продолжение разговора о несуществующей и (или) давно утраченной мечте. Это и сон, и наваждение, и предчувствие, и воспоминание, и судьба.
Во второй части вода приобретает новое значение, её становится больше — теперь не просто уныло капает с потолка и за дверью льёт неприятный дождь. Сорин, нежно поливая воду на голову сестре, в какой-то момент выливает всё содержимое кувшина ей на затылок, это провоцирует цепную реакцию, которая проявляет годами накопленное взаимное раздражение и… любовь. В порыве уязвлённого самолюбия Аркадина обливает сына – им обоим становится мокро, сыро, холодно, и это суть отношений матери с сыном. На Тригорина же она выливает целый таз воды, это последний (или ещё нет?) крик, мольба о внимании. «Не пущу!»…
Позже в воде оказывается и Заречная – стоя в ванной, она в исступлении вываливает на Тригорина обстоятельства жизни, которые принять ему, конечно, не под силу. Так же невозможно и Нине оставаться здесь – ей мало пространства, чайка не может довольствоваться водой на дне ванной. И с потолка всё ещё капает…
Финал выбивается из общего ряда сцен, закадровый голос озвучивает последние реплики четвёртого действия, и уже ждёшь напева «Белого сада», но… Ещё долго на поклонах звучит нечто неприятное, резкое, но не режущее. Что это за неумолкающий и после смерти звук? Не будет больше белого дыма и шума ветра в листве?..
Полина ЛЕСНИКОВА, студентка театроведческого факультета РГИСИ