Санкт-Петербургские Ведомости
17 июня 2015
текст Л. Шитенбург
Театр «Коноситаями» из японского города Киото привез на фестиваль свою версию водевиля А. П. Чехова «Медведь».
В ТЮЗе имени Брянцева завершился XVI международный театральный фестиваль «Радуга». Он давно уже не позиционирует себя исключительно как фестиваль спектаклей для подростков (на чем настаивал поначалу) и потому совершенно свободен в отборе участников программы.
Возможности большинства культурных форумов в этом сезоне оказались куда скромнее, чем в былые годы. Краски нынешней «Радуги», пожалуй, тоже выглядят несколько более блеклыми, чем тогда, когда в Петербург привозили спектакли Тимофея Кулябина, Гжегожа Яжины и незабываемые «Африканские сказки Шекспира» Кшиштофа Варликовского (бывший детский фестиваль тогда поднял собственную планку на высоту, недостижимую и для куда более именитых смотров). Но в целом традиционное «радужное» многоцветие оказалось соблюдено: в программе был явный хит – спектакль «Не забывай меня» Филиппа Жанти в жанре «нового цирка» (его приезду изрядно способствовало одновременное участие в московском Чеховском фестивале), а также непременные гости из Литвы и Польши, московский РАМТ (как современный флагман театров для детей и молодежи), стойкие провинциальные театры и немного восточной экзотики (в этом году приехали коллективы из Японии и Китая).
Если фантастические представления «нового цирка» универсальны и способны украсить любую театральную программу (вне зависимости от ее концепции), то этого нельзя сказать о большинстве сугубо драматических спектаклей. Но именно поэтому они представляли на «Радуге» особый интерес.
Не на каждом фестивале так точно прозвучит спектакль варшавского театра Studio «Двое бедных румын, говорящих по-польски» по теперь уже известной и в России пьесе Дороты Масловской. Это третьи «Бедные румыны» на «Радуге» – до этого своими версиями остроумного и жестокого абсурдистского текста культового польского автора делились российские театры. Путешествие двух неприкаянных молодых душ по глухим дорогам польской провинции, ведущим не столько в Варшаву, сколько в инфернальное зазеркалье, в исполнении театра Studio оказалось веселой комедией с переодеваниями, куколками – дублерами героев и неожиданно трагическим финалом.
Но самое занятное тут то, что для обычного среднего польского театра эта роскошная пьеса, к которой у нас принято относиться с некоторым пугливым благоговением, стала вполне обыденным, хотя и не лишенным приятности опытом. Мораль в том, что сложные современные тексты должны запросто входить в репертуар, становясь привычным элементом сегодняшней театральной культуры. Только так из раздела «экспериментов» (от которых легко отмахнуться) они попадут в разряд мейнстрима, дав новый импульс к развитию театрального искусства. Великий польский театр, за режиссерскими достижениями которого в России следят с неослабным вниманием (на всех фестивалях), славен своим вошедшим в привычку бесстрашием.
Не менее смелую – хотя и совершенно в ином роде – историю предложили «Радуге» литовцы. Вильнюсский городской театр показал шекспировского «Юлия Цезаря» в постановке молодого режиссера Артураса Ареймы. От трагедии Шекспира тут оставили то, что понравилось. Понравилась моральная амбивалентность политического убийства. Молодые актеры не стали рядиться ни в римские тоги, ни в елизаветинские платья, ни даже (что давно уже составляет особую и весьма почтенную традицию) в усредненно-современные костюмы, подчеркивающие положение персонажа на социальной лестнице. Герои спектакля – вполне узнаваемые офисные клерки, менеджеры средней руки (про таких «манагеров» пьесы пишут). Смешливые молодые люди, склонные к праздности, дурацким розыгрышам и эпатирующим шуткам, изрядно позабавили публику.
«Убийство Цезаря» для них – маленький переворот в конторе, сам Цезарь – самовлюбленный зарвавшийся начальник, который мал и мерзок точно так же, как и любой другой здесь. Немножко попинав, его заколют ножницами для бумаги. Офисную шутку продолжит мятежный гитарист, до поры обретавшийся в уголке: он без устали делился с залом своими подростковыми переживаниями (не прибегая к Шекспиру, разумеется), а в финале объявил себя императором Октавианом Августом и принялся строить гомерически смешные планы по превращению Литвы в великую империю. План был маниакально подробен, феерически глуп и стоил всех других, ему подобных.
Не сработали должным образом на «Радуге» предполагаемые хиты: в «Доме Бернарды Альбы» Евгения Марчелли («Тильзит-театр») случилось нечто «маловысокохудожественное». Режиссер, известный своим умением работать с актрисами и всячески постигать женскую суть, запустил в закрытый дом Бернарды Альбы не предусмотренных автором мужчин – в самом комическом виде. Упомянутые в тексте Федерико Гарсиа Лорки «жнецы» появились на сцене в нарядных одежках и колпачках, делающих их похожими на немолодых поварят, и затянули сначала «Беса ме мучо!», а потом, раздухарившись, грянули «Не для меня придет весна!» Неумолимой Бернарде оставалось лишь молча указать изнывающим без мужчин дочерям пальцем на группу этих странных малосимпатичных существ, чтобы девочки уже совершенно добровольно заперлись в доме навсегда, продолжая покорно лепить свои пельмени (гастрономическая шутка режиссера). Но властная мать ничего подобного не сделала, поэтому пельмени в доме Альба до самого конца лепились с тяжелым чувством протеста.
Самым, пожалуй, точным попаданием в фестивальный формат (если все-таки иметь в виду подросткового зрителя) оказался спектакль Семена Александровского «Элементарные частицы» по пьесе Вячеслава Дурненкова, поставленный им в новосибирском театре «Старый дом». Пьеса сделана методом «вербатим» – это реальные монологи реальных персонажей, записанные и обработанные автором. Герои «Элементарных частиц» – молодые ученые, на рубеже 60-х годов затевающие грандиозный проект города будущего, где служение науке станет образом жизни для горожан, а сама эта жизнь, разумно и счастливо устроенная, будет полна восхитительной новизны. Неизбежные организационные и бытовые трудности принимались в расчет, однако, разумеется, должны были отступить перед величием человеческого разума и здравого смысла. Похоже, что прошедшее время в воспоминаниях жителей Академгородка в тексте пьесы было изменено на будущее – и высокие мечты молодых героев, за чаем в узком дружеском кругу строящих великие планы по переустройству мира, начали от этого выглядеть вполне реалистическими. Самый свободный в мире город-сад готов воплотиться.
Но вскоре чистое сияние энтузиазма блистательных ученых (не сыгранных, но лишь обозначенных актерами) рассеется. Над площадкой, где так хорошо было пить чай и рассуждать о высоком, пойдет нескончаемый дождь. Место счастливых воспоминаний займут обыденные, советские: «физики» и «лирики» вовлечены в омерзительные разбирательства по поводу каких-то диссидентских писем, должны клясться в верности партии и правительству, предавать товарищей, доносить на коллег, отрекаться от друзей – или прощаться с научными карьерами. Многие так и делают. Дождь усиливается, город-сад рискует смести потопом, а следы мечтателей – смыть навсегда.
Радуга в финале новосибирского спектакля не предусмотрена – это было бы и слишком сентиментально, и явно преждевременно. Но где и ждать конца дождя, как не на фестивале «Радуга»?