Петербургский театральный журнал
текст Е. Тропп
Сэм Шепард. «Проклятье голодающего класса».
Саратовский академический театр юного зрителя имени Ю. П. Киселева.
Режиссер Ли Бруер (США), художник Эмиль Капелюш
После спектакля я столкнулась в фойе с Риммой Кречетовой, известным театроведом, одной из старейшин критического цеха, автором книг о Любимове, Боровском, Высоцком etc. Римма Павловна была очень оживлена и сказала, что на следующий день обязательно пойдет на мастер-класс Ли Бруера. «Хулиганы мне нравятся!» — весело добавила она.
Не все на петербургском фестивале именно так смогли оценить американского режиссера… А жаль. «Ветеран заокеанского авангардного театра» Ли Бруер, по словам Марины Давыдовой, «принадлежит к высшему эшелону американской театральной элиты». Москва в конце 1990-х видела его «Госпел в Колоне» (версия «Эдипа в Колоне»), действие которого разворачивалось внутри протестантской церкви, а хор состоял из темнокожих певцов, и, спустя десять лет, — «Нору», в которой все мужские роли исполнялись лилипутами.
Сейчас бодрый, энергичный, загорелый 74-летний руководитель нью-йоркского театра Mabou Mines привез в Петербург на «Радугу» свой первый русский проект — спектакль по пьесе Сэма Шепарда, хорошо известной на западе, но в России ранее не ставившейся. В Саратовском ТЮЗе Киселева Ли Бруер (кстати, на четверть — русский: его бабушка когда-то эмигрировала в Штаты) оказался по приглашению директора театра Валерия Райкова. Как сообщает сайт ТЮЗа, спектакль создан в рамках программы сотрудничества, разработанной Президентской двусторонней комиссией, организованной президентами Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой. Саратовский ТЮЗ Киселева получил Грант Госдепартамента США и Посольства США.
Все эти невероятные обстоятельства, конечно, не должны влиять на восприятие и оценку спектакля… Они не повлияли. Магия имени «Ли Бруер«(не очень, как оказалось, знакомого нашему далекому от торных дорог авангардного театра городу) не сработала. Спектакль, оказавшись на чужой и неподходящей площадке, несколько «поплыл», шел тяжело и с провалами. Многие были разочарованы. Что ж, так бывает на фестивалях. Мне же повезло: я видела этот спектакль в Саратове, где он, несмотря на сложность материала, хорошо принимается зрителями. Сценография Эмиля Капелюша и мизансцены Ли Бруера рассчитаны на сцену-коробку: мы должны видеть картинку в рамке порталов, как на экране — происходящее на сцене должно напоминать кино. А в Петербурге зрители смотрели на сцену сверху, из амфитеатра, и видели зачастую макушки актеров и их согнутые спины вместо лиц…
Впрочем, мне кажется, и в таких условиях главное в спектакле не потерялось, и не заметить его достоинств невозможно. В Саратовском ТЮЗе сильная тренированная труппа, они привыкли к работе с режиссерами самых разных школ, им по плечу сложные задачи. И в «Проклятье» есть замечательно сыгранные роли. Елена Вовненко, например, красавица-актриса, не побоялась превратиться в жалкую героиню с подбитым глазом, нетвердой походкой и распадающимся сознанием. Ее партнеры, молодые актеры Анастасия Бескровная и Руслан Дивлятшин, работают глубоко, серьезно и даже, можно сказать, бесстрашно.
История Сэма Шепарда — очень американская, по атмосфере и по темам. Мрачная семейная драма. Вестон Тейт, отец — спившийся ветеран Вьетнама, измученная его пьянством мать, Элла, их дети — молодой человек по имени Весли и девочка-подросток Эмма. Запущенная, разоренная ферма. Элла надеется продать дом, втайне от мужа, и уехать — в Европу, куда глаза глядят… Вестон же в пьяном угаре под залог дома купил кусок земли в пустыне. Понятно, что надежды каждого из героев — несбыточны, иллюзорны. Дом давно уже не их собственность, он отошел кредиторам, участок в пустыне — мираж, созданный умелым мошенником (он же обманывает и Эллу). Мечты героев о свободе призрачны. Теряя дом, теряя свою землю, они теряют все. Вестон в какой-то момент делает попытку возродиться. Совершает несколько вроде бы простых действий (но они, конечно, имеют не только бытовой, но и ритуальный характер): лечит заболевшего ягненка, вешает на место сломанную дверь своего дома, моется и надевает чистую одежду, выбрасывая грязные обноски… Но уже ничего изменить нельзя. Его сын, потерявший веру в собственное будущее, закалывает ягненка и надевает старую одежду отца, как бы превращаясь в него. В финале пьесы глава семьи убегает в Мексику (где кредиторы его, разумеется, найдут), а люди, которым он должен, взрывают машину вместе с его дочерью, тоже пытавшейся куда-нибудь уехать. Элла и Весли остаются в живых, но ясно, что жизнь их на самом деле кончена.
Ли Бруер в финале уничтожает всех Тейтов. На воздух — в прямом смысле — взлетает Эмма (Анастасия Бескровная): раздается взрыв, из ржавой машины, стоящей на сцене, через крышу вылетает хрупкое тело девушки, красиво и страшно парит на трехметровой высоте и затем опускается на площадку. Мать и сына, видимо, киллеры тоже убили. Мы видим страшные лица-маски Эллы и Весли, подсвеченные фонариками снизу. Загробными голосами они произносят последние реплики пьесы: обретающий мистическое значение рассказ про орла и кота, которые раздирают друг друга в воздухе и вместе падают на землю.
Историю о гибели семейства Тейтов Ли Бруер рассказывает жестко, лихо, соединяя натуралистические детали с символическими. В громадном дощатом ангаре, выстроенном Капелюшем, установлен вращающийся на одной опоре длинный стол (похоже на огромный вентиль неизвестно какого механизма), в углу — плитка с кастрюлей и раковина, заваленная грязной посудой. Предусмотренный у автора жертвенный ягненок присутствует на сцене: его носят на руках, гладят, вычесывают ему шерсть, а во втором акте овечка поднимается из люка в белоснежной ванне, наполненной цветами (образ на грани кича, но эффектно!).
Реализм повествования Бруер время от времени нарушает. Монолог Весли он, например, переставляет в самое начало и делает «эпиграфом» внутренним: герой лежит в ванне с гитарой (при этом тут же, у портала, находится настоящий музыкант, в течение всего действия он играет вживую) и говорит странную, обращенную внутрь себя речь о своих мечтах. Потом целых пять минут актер Руслан Дивлятшин пытается завести зал песней Сэма Кука «Время перемен придет»… Монолог Вестона в начале второго акта вообще большей частью транслируется на экран (в виде бегущей строки). На экране же возникают похожие на клипы MTV мечты героев — Элла, скажем, представляет себе, как она станет автомехаником в Мексике.
Взрыв и полет героини — не единственный трюк режиссера. Старый холодильник (может быть, «Саратов»?) — одна из главных деталей оформления. Его пустое нутро то и дело рассматривают персонажи, в нем прячется от пьяного отца Эмма и т. д. В финале холодильник оживает и ездит по темной сцене сам по себе…
В одном из заключительных эпизодов, когда явились киллеры и расхаживали по площадке с оружием и шкурой освежеванного ягненка в руках, один из зрителей в зале встал и пошел к выходу. Эмерсон (Владимир Конев), почти не целясь, выстрелил в него, мужчина упал и остался лежать на ступеньках… Сидевший рядом со мной известный театровед, критик и педагог, порядком, кстати, раздраженный и утомленный спектаклем (который ему категорически не понравился), в эту минуту по-настоящему взволновался и с искренней тревогой спросил: «Что это такое?!» Честное слово, он был вполне готов сорваться с места и бежать на помощь подстреленному зрителю… Я думаю, если бы Ли Бруер узнал, что его трюк сработал настолько мощно, что даже просвещенный зритель оказался в его власти, он был бы доволен.