На безрыбье (ФЕСТИВАЛЬНАЯ ГАЗЕТА)

«Смерть Тарелкина»

Драматический театр им. А. С. Пушкина (г. Красноярск)

Режиссер — Олег Рыбкин

Убогий подвал с бетонными, в грязных разводах стенами. Вместо гроба Тарелкина – ржавая перекошенная ванна; вместо тела – кукла без претензии на натуральность. Чиновник Тарелкин пытается обмануть кредиторов и саму жизнь: инсценировать свою смерть и стать другим человеком, шантажируя бумагами Варравина. Мавруша-мужчина щедро вываливает ведра тухлой, склизкой, поблескивающей в фонарях рыбы. Всё по тексту пьесы. На какой-то момент кажется, что и правда пахнет тухлой рыбой.

Шутовство, фиглярство, отдельные номера исполнителей. Приёмы, вроде набелённых, дабы подбавить жути, лиц кажутся давно знакомыми. Аллюзии на современность, такие как «белый порошок», подкинутый одному из участников расплюевского следствия, и шансон с диско-шаром в отделе частного следователя ожидаемы.

Актерская игра строится на намеренной преувеличенности, фарсовости, наигранности, криках, угловатости, неровных скачках в интонациях. Но красноярская «Смерть Тарелкина» не поднимается до гротеска, а останавливается на форме площадной игры. Тем не менее, места для площадной импровизации не предполагается: мизансцены, паузы, «придуманы» заранее, не выливаются сами собой и не оправданы логикой происходящего (чтобы примерить на Тарелкина (Сергей Селеменев) его собственный парик, Расплюев (Андрей Киндяков) хватает стул, стоящий возле стола, тогда как в шаге от него, в центре сцены, тоже стоит стул).

Сценография (Александр Мохов) очень атмосферна, погружает в состояние омерзения, грязи. Монотонно крутящийся вентилятор, огромные алюминиевые кастрюли, заляпанные остатками еды. Всё действие происходит в какой-то подвальной развалившейся кухне. Со сменой места действия декорации не меняются, отделение полиции отличается от тошнотворной квартиры Тарелкина только высотой потолков — по содержанию местечко такое же прогнившее. Но леденящих кровь звуков, импровизированной капельницы с кровью, стола, позаимствованного из пыточной, и в целом обстановки из хорроров не хватает для полноценной фантасмагории, обозначенной автором спектакля. Постановка напоминает безумное попурри из всевозможных жанров. Мертвечинная тематика сменяется сказочным голосом лисички — внутренний монолог Тарелкина (чтобы зритель точно понял: замышляется что-то ну крайне хитрое).

Чиновничий «дуэт» Оха (Владимир Пузанов) и Расплюева (Андрей Киндяков) несет некий гоголевский колорит. Герои Пузанова и Киндякова — полноценные красочные образы. Ох — пропитый, тщедушный, но наглый коротышка с потерянными в фуражке глазами; Расплюев — ватно-пушистый (звериная шапка к месту), киселеобразный, туповатый и потому безобидный увалень. В ткань спектакля неожиданно врывается остросоциальность, злободневность, перебрасывая зрителя из мистической истории в сатиру: получив право на расследование, Ох и Расплюев становятся безжалостными полицейскими, чинят расправу над всяким, выворачивают ноги и разбивают свидетелям лица. Оборотнем становится не только Тарелкин/Копылов — через оболочку всех героев прорывается их звериное, чудовищное. Кредиторы по-тараканьи разбегаются по сцене, полы их сюртуков похожи на спинки насекомых. У Расплюева проросли крокодиловые шипы, а у Варравина (Борис Плоских) полноценная звериная холка не то с разноцветными шипами, не то с торчащей шерстью. Однако Варравин, —глыба этого мира, его бог, главное чудище, — совершенно не страшен, не мистичен. Круглый, запечатанный в мундир живот, исчезшая в воротнике шея, тяжелая поступь. Тарелкин контрастирует с Варравиным, есть в его зализанных волосах, тонком, остром профиле и пластичных, стремительных, грациозных движениях что-то крысиное; Тарелкин и выходит на сцену через огромную дырку в стене.

Сергей Селеменев (Тарелкин) играет интересно, энергично, с достоинством. Его Тарелкин напоминает не просто ничтожного человека, раздавленного башмаком жизни, кутающегося в безразмерные одежды со скрюченной в вопросительный знак спиной, но временами даже не лишен интеллигентства, интеллектуальности (хорошо сидят маленькие красные очки, «маскировка» под Копылова). Тарелкин наслаждается позой героя (своими монологами), произносит текст артистично, сочно. Тарелкин Селеменева далеко не простак, а в финале в его голосе появляются неожиданные нотки героического и драматического. Совершенно «вдруг» оказывается, что Тарелкин – не просто подлый и мелкий пройдоха, но человек, рискнувший сорвать куш, найти свободу, самоотверженно (что как раз комично) идущий против жизни и гос. системы.

Среди шуточных номеров появляются настоящие фантасмагория и гротеск в финале, когда отделение полиции исчезает в густом тумане и начинается дождь из тухлой рыбы — образ удачный, художественный. Расплывчатость приемов постановки буквально теряется в тумане. Все становится неясным, обманчивым и только сюрреалистичность рыбьего дождя яркой вспышкой обозначает ужас и абсурд происходящего.

Арина Хек, студентка театроведческого факультета РГИСИ