Японский режиссёр Хироаки Ямагути о русском зрителе, языке и характере

The Neva hoom

На базе творческих связей России и Японии режиссёр Хироаки Ямагути привёз на театральный фестиваль «Радуга» две своих постановки, объединённые в один спектакль. В основе «Бумажного шара» лежит произведение японского писателя и драматурга Кунио Кисида, «Медведь» — знаменитая пьеса русского классика А.П. Чехова. Спектакли объединены общей комедийной тематикой и настроением – японская труппа постаралась найти точки соприкосновения двух совершенно разных литературных культур – русской и японской.

Культура России и Японии смешалась в сердце Хироши Ямагути давно и надолго. Услышав однажды русские народные песни, Хироши внезапно почувствовал что-то ностальгическое и сразу сел учить русский язык. Это оказалось мероприятием мучительным и прекрасным, словно вся русская действительность. Мы поговорили с Хироши – о театре, Чехове и непростом слове «Здравствуйте».

О ЖЕНЩИНАХ И МУЖЧИНАХ
Русская женщина очень сильная и мне кажется, мужчинам в России это нравится. Потому что ведь каждый мужчина в душе ребёнок, о котором нужно заботиться и иногда принимать за него решения. И, конечно, глубоко в душе японская женщина тоже сильна, но это не так явно можно увидеть.

О ЛЮБВИ
Не припомню, чтобы такое стремительное, яркое чувство, как любовь с первого взгляда, было отражено в японских пьесах. В «Бумажном шаре» показаны отношения, проверенные временем, это скорее мудрость и уважение, которое выработано в браке с годами. У Чехова иначе – здесь любовь возникает в процессе конфликта, страсти, и герои понимают: они влюблены.

О РОССИЙСКОМ ЗРИТЕЛЕ
Я пока не ставил Чехова в других странах, но точно знаю, что теперь буду ставить эти пьесы в паре. В Японии я показывал их отдельно. Впервые мы объединили обе постановки в рамках сотрудничества с Россией и фестивалем «Радуга». Я видел, как зрители смотрели «Медведя»: они всё поняли, возможно, вспомнили свои случаи из жизни. Это всегда приятно – находить отголосок в сердцах. Зрители в России такие эмоциональные, они громко смеются, это невероятно. Японцы сидят и просто смотрят, и никогда не узнаешь, смешно ли им на самом деле.

В «Медведе» есть прекрасный момент: комическая злость. Герой повторяет «Как я зол, ох, как я зол!». Он действительно зол, но это смешно. И конфликт, который происходит в пьесе, несмотря на всю серьезность, он вызывает улыбку.

О ЗНАКОМСТВЕ С РУССКОЙ КУЛЬТУРОЙ
Сначала была музыка. Когда я послушал народные песни, почему-то почувствовал что-то ностальгическое. Как будто я всё это уже слышал, но в другой жизни или далёком прошлом. Я не могу это объяснить. Затем я начал читать русскую литературу. Первой была чеховская «Чайка». Правда, тогда я ещё был молод, было очень сложно. В Японии, например, нет отчества и сокращенного имени. И вот, я читаю, главного героя зовут Константин. Читаю дальше, и тут: Костя. Стоп. Кто такой Костя? И где Константин?

О РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Когда я читаю Чехова, мне всё в нём знакомо. Думаю, это по-настоящему мой писатель. Сейчас стал обожать Хармса. С совсем современной литературой я пока не знаком, потому что знаю русский не так хорошо, как хотелось бы. Периодически читаю литературу эпохи советского союза, но старый стиль, классика, мне всё-таки интереснее. А современная – пока немного непонятно.

О ТРУДНОСТЯХ РУССКОГО ЯЗЫКА
Самое первое первое, с чем я столкнулся в учебнике – слово «Здравствуйте». Как это выговорить? На японском это звучит: Харо. Два слога. Я пытался сказать самое первое слово, которое узнал на русском, несколько дней, получалось – «Здораствуйтие».

Алфавит – это отдельная история. В Японии мы учим в школе английский алфавит, а русский совершенно другой. Например, буква Н – в английском это «эйч», а в русском – «эн».

Мне кажется, мне очень повезло с учебником по русскому. Там были анекдоты. Я тогда подумал: юмор есть даже в учебнике, значит, с русскими совсем не соскучишься. Мне подходит такой менталитет.

О ХАРАКТЕРЕ
Я люблю общаться с людьми. Но когда нахожусь в одиночестве, могу предаться грусти. Как правило, я никогда не показываю её окружающим. Думаю, раньше я был серьезнее. Я считаю себя оптимистом. Настроение – это вещь, которая должна остаться за пределами работы. Я работаю с людьми и не могу себе позволить предаться плохому настроению. Врачи говорят, нужно выплёскивать свои эмоции, ругаться. В Японии обычно режиссеры так и делают. Но я никогда не видел, чтобы они таким образом добивались успеха. У актера есть гордость. Надо разговаривать с ними, как с профессионалами своего дела, тактично. И признавать свою вину, говорить: «Извините, в этом я ошибся». Если между мной и актёром возникает конфликт, в первую очередь я задаю себе вопрос: «Может, ошибся я?» И всегда пытаюсь всё наладить быстро.

О ПЕТЕРБУРГЕ И КИОТО
Киото с 794 по 1869 год был столицей Японии. Как и Петербург раньше был столицей России. У двух этих городов есть важное сходство: они являются культурными центрами своих стран. Я был в Москве, там совсем другое, та бизнес, одна большая индустрия. Там неудобно прогуливаться, потому что все куда-то несутся. В Питере хочется гулять, медленно, размеренно – такая жизнь и у тех, кто здесь живет. Здесь однозначно чувствуется, что когда-то город был столицей: присутствует гордость, достоинство у жителей и у самого города.

Для культуры нужно спокойное место, она не может сосредоточится в столице. В столице – индустрия. Так происходит в Токио и в Москве. Мы однажды ставили спектакль в Токио. И там я почувствовал, как подчеркивают свое превосходство токийские театры. Да, у них больше трупа и техническое оснащение, но в Киото я занимаю ровно своё место, а в Токио- постоянная конкуренция: кто лучше? Я не хотел бы работать в таких условиях.

О ВИЗИТЕ В РОССИЮ
Когда я приеду в следующий раз в Россию, буду смотреть много спектаклей. Моя мечта — поставить «12 стульев» и «Анекдот о вреде табака и курения» Чехова.